Максим Горький в Николаеве
В годы "хождения по Руси" великий пролетарский писатель Максим Горький (А.М. Пешков) побывал в селе Кандыбино (ныне — Николаевской области), где стал свидетелем редкой сцены — «в ы в о д а»: публичного наказания женщины, на которую пало подозрение в измене мужу. Рыжий мужик наотмашь хлестал кнутом привязанную к телеге совершенно обнаженную женщину. Далее события в тот солнечный июльский день развивались для будущего писателя не самым лучшим образом- протестуя против «свинцовых мерзостей жизни», он вступился за жертву. Позже писатель сообщит своему биографу: «Меня сильно избили, вывезли из села Кандыбовки — 24-30 верст от Николаева — и бросили в кусты, в грязь, чем я и был спасен от преждевременной смерти…». В Николаев меня привез шарманщик, ехавший с какой-то сельской ярмарки…».
Сотрудник Николаевского краеведческого музея Ф. Т. Каминский рассказывал, что в Николаевском областном архиве до 1930 года сохранялся скорбный лист Алексея Пешкова — так раньше называли больничный документ — историю болезни. В скорбном листе Пешкова значился перелом трех ребер. Кандыбинская драма запечатлена, как известно, в полуторастраничном рассказе или очерке «Вывод» (1895). «А небо, южное небо, совершенно чисто, — ни одной тучки, солнце щедро льет жгучие лучи…», — так завершалась сцена «вывода». И здесь же автор комментировал: «Это возможно в среде людей безграмотных, бессовестных, одичавших от волчьей жизни в зависти и жадности».
И еще несколько краеведческих фактов. 22 февраля 1935 года в село Кандыбино Николаевской области неожиданно приехала специальная бригада сотрудников популярной «Крестьянской газеты» — органа центрального комитета Всесоюзной партии большевиков. Журналисты заходили в крестьянские хаты, расспрашивали стариков, собирали подписи, фотографировали, а 8-го марта в Международный коммунистический женский день «Крестьянская газета» весь праздничный номер — восемь газетных полос — посвящала жизни современного украинского села Кандыбино. Газета публиковала большое коллективное письмо под названием «Нашему первому заступнику». Вот его фрагмент: «Дорогой наш, любимый Алексей Максимович! Пишут тебе, нашему родному, колхозницы села Кандыбина.
По рассказам здешних старых людей и по твоему правдивому страшному рассказу «Вывод» мы с малых лет знаем, что давние мы с вами знакомые, дорогой Алексей Максимович. Нерадостна была та первая наша встреча, больно вспоминать о ней. 44 года назад ты видел, как Гайченко Сильвестр зверски издевался над своей женой Гарпыной, и впервые прозвучало тогда в селе Кандыбина твое слово заступничества…». Колхозницы сообщали о закрытой церкви и изгнанном попе, успешной ликвидации неграмотности, действующем в селе драмкружке, давали обещание вывести коллективное хозяйство в число образцовых, отмечая при этом тот факт, что местное руководство недооценивает женщин, рассуждая по-старому: «Бабье дело горшками командовать». Сельские корреспондентки писали также о намерении местного руководства построить клуб, новую школу-десятилетку и просили дать разрешение на переименование села в Пешково в «честь родного нашего первого борца за раскрепощение женщины».
Материалы, привезенные столичными журналистами из украинского села, стали известны А. М. Горькому. «Крестьянская газета» печатала их вместе с рассказом «Вывод» и ответом писателя кандыбинским женщинам. При этом Горький счел необходимым подвергнуть свое раннее произведение незначительной правке и добавил заключительный абзац: «Это я написал не выдуманное мною изображение истязания правды — нет, к сожалению, это не выдумка. Это называется «вывод»… Это бытовая картина, обычай, и это я видел в 1891 году, 15 июля, в деревне Кандыбовке, Херсонской губернии, Николаевского уезда». Только из автобиографического комментария мы узнаем, что автор, рассказавший о варварском обычае старой Руси, не остался равнодушным к несчастной жертве, пытался защитить женщину. Нравственный подвиг молодого российского писателя стал естественным шагом навстречу своим литературным героям. Он мечтал изменить мир, сделать его радостным, добрым и ежечасно доказывал, сколь драматичным может быть путь людей к всеобщему счастью.
Мемориальная доска на стене здания
1-й горбольницы в Николаеве на ул. Володарского:
В ы в о д
М. Горький
По деревенской улице, среди белых мазанок, с диким воем двигается странная процессия. Идёт толпа народа, идёт густо, медленно и шумно, — движется, как большая волна, а впереди её шагает шероховатая лошадёнка, понуро опустившая голову. Поднимая одну из передних ног, она так странно встряхивает головой, точно хочет ткнуться шершавой мордой в пыль дороги, а когда она переставляет заднюю ногу, её круп весь оседает к земле, и кажется, что она сейчас упадёт. К передку телеги привязана верёвкой за руки маленькая, совершенно нагая женщина, почти девочка.
Она идёт как-то странно — боком, ноги её дрожат, подгибаются, её голова, в растрёпанных тёмно-русых волосах, поднята кверху и немного откинута назад, глаза широко открыты, смотрят вдаль тупым взглядом, в котором нет ничего человеческого. Всё тело её в синих и багровых пятнах, круглых и продолговатых, левая упругая, девическая грудь рассечена, и из неё сочится кровь. Она образовала красную полосу на животе и ниже по левой ноге до колена, а на голени её скрывает коричневая короста пыли.
Кажется, что с тела этой женщины содрана узкая и длинная лента кожи. И, должно быть, по животу женщины долго били поленом, а может, топтали его ногами в сапогах — живот чудовищно вспух и страшно посинел. Ноги женщины, стройные и маленькие, еле ступают по серой пыли, весь корпус изгибается, и нельзя понять, почему женщина ещё держится на этих ногах, сплошь, как и всё её тело, покрытых синяками, почему она не падает на землю и, вися на руках, не волочится за телегой по тёплой земле...
А на телеге стоит высокий мужик, в белой рубахе, в чёрной смушковой шапке, из-под которой, перерезывая ему лоб, свесилась прядь ярко-рыжих волос; в одной руке он держит вожжи, в другой — кнут и методически хлещет им раз по спине лошади и раз по телу маленькой женщины, и без того уже добитой до утраты человеческого образа. Глаза рыжего мужика налиты кровью и блещут злым торжеством. Волосы оттеняют их зеленоватый цвет. Засученные по локти рукава рубахи обнажили крепкие руки, густо поросшие рыжей шерстью; рот его открыт, полон острых белых зубов, и порой мужик хрипло вскрикивает: — Н-ну... ведьма! Гей! Н-ну! Ага! Раз!..
Сзади телеги и женщины, привязанной к ней, валом валит толпа и тоже кричит, воет, свищет, смеётся, улюлюкает, подзадоривает. Бегут мальчишки... Иногда один из них забегает вперёд и кричит в лицо женщины циничные слова. Взрывы смеха в толпе заглушают все остальные звуки и тонкий свист кнута в воздухе. Идут женщины с возбуждёнными лицами и сверкающими удовольствием глазами. Идут мужчины, кричат нечто отвратительное тому, что стоит в телеге. Он оборачивается назад к ним и хохочет, широко раскрывая рот. Удар кнутом по телу женщины. Кнут, тонкий и длинный, обвивается около плеча, и вот он захлестнулся подмышкой. Тогда мужик, который бьёт, сильно дёргает кнут к себе; женщина визгливо вскрикивает и, опрокидываясь назад, падает в пыль спиной.
Многие из толпы подскакивают к ней и скрывают её собой, наклоняясь над нею. Лошадь останавливается, но через минуту она снова идёт, а избитая женщина по-прежнему двигается за телегой. И жалкая лошадь, медленно шагая, всё мотает своей шершавой головой, точно хочет сказать: "Вот как подло быть скотом! Во всякой мерзости люди заставляют принять участие..." А небо, южное небо, совершенно чисто, — ни одной тучки, солнце щедро льёт жгучие лучи...
...........................................................................
Это я написал не выдуманное мною изображение истязания правды — нет, к сожалению, это не выдумка. Это называется — "вывод". Так наказывают мужья жён за измену; это бытовая картина, обычай, и это я видел в 1891 году, 15 июля, в деревне Кандыбовке, Херсонской губернии, Николаевского уезда. Я знал, что за измену у нас, в Заволжье, женщин обнажают, мажут дёгтем, осыпают куриными перьями и так водят по улице. Знал, что иногда затейливые мужья или свёкры в летнее время мажут "изменниц" патокой и привязывают к дереву на съедение насекомым. Слышал, что изредка изменниц, связанных, сажают на муравьиные кучи. И вот — видел, что всё это — возможно в среде людей безграмотных, бессовестных, одичавших от волчьей жизни в зависти и жадности.
1895 г.
ПРИМЕЧАНИЕ
Впервые напечатано в "Самарской газете", 1895, номер 44, 26 февраля, в серии рассказов "Теневые картинки", включавшей также рассказы: "Красавица", "Черноморье", "Несколько испорченных минут", "Делёж" и "Открытие (Из мемуаров современника)". Произведение входило во все собрания сочинений М.Горького. В 1935 году М.Горький подверг рассказ стилистической правке, дописал новый заключительный абзац и опубликовал в "Крестьянской газете", 1935, номер 35-36, 8 марта. В рассказе изображено действительное событие — избиение Сильвестром Гайченко своей жены Горпыны, случайным свидетелем чего явился молодой Горький во время своих странствий "по Руси".
Горький бросился на защиту истязуемой женщины, за что был до полусмерти избит мужиками, вывезен из села и брошен в кусты. Проезжий шарманщик подобрал Горького и доставил в больницу, в город Николаев. "Крестьянская газета", опубликовавшая рассказ "Вывод" в международный женский день 8 марта, весь номер посвятила сравнению положения женщины в старой Кандыбовке и в современном социалистическом Кандыбове. В газете помещён рассказ, озаглавленный "Под редакцией великого Октября". Он сопровождён факсимильно воспроизведённым "Примечанием Алексея Максимовича Горького": "Прочитал Горький этот рассказ в рукописи и завистливо сказал сам себе: - Эх, Максимыч, побывать бы тебе ещё разок в Кандыбове, полюбоваться на людей, пожать могучие их руки! Но — староват Горький, слабоват стал. И может только заочно приветствовать новых людей удивительной родины нашей. М. Горький".
Печатается по тексту "Крестьянской газеты".