Бордель по-николаевски
Были времена, когда дом этот знал каждый представитель провинциального николаевского бомонда. В 80-е годы XIX века в доме находился самый демократичный культурный центр в городе. Частный салон Полины Божоле был открыт для всех, кто тянулся к высокому искусству. Начинающие поэты, композиторы и художники перед тем, как выйти на большую сцену, пробовали себя в камерной атмосфере приватного салона на Никольской. Сюда заглядывали высокие флотские чины и продвинутые мещане, старшие гимназисты и штатские чиновники. Слушали новые романсы под аккомпанемент салонного рояля, обсуждали премьеры театральных спектаклей и обменивались светскими сплетнями. Просторная гостиная притягивала всех, кто уставал от рутины повседневной жизни.
Полина Божоле была миловидной тридцатилетней француженкой. Она хорошо декламировала, пыталась музицировать. Полина предпочитала шляпки светлых тонов и была напрочь лишена провинциального кокетства. Это была хрупкая женщина с сильным характером. О ее прошлом известно мало. По одним сведениям, у себя на родине она вышла замуж за некоего турецкого чиновника, но не захотела прозябать в гареме и сбежала от него в Константинопольском порту. По другим, была содержанкой у крупного одесского биржевика, который обещал жениться, но внезапно умер, одарив девушку статусом соломенной вдовы.
В Николаеве Полина Божоле появилась в 1885 году. Она купила просторный дом на Никольской, перестроила его и открыла французское кафе. Здесь можно было перекусить на скорую руку, выпить кофе с коньяком и прочитать мест ную газету. Поначалу бизнес шел тяжело: пролетарское население привыкло к грубым трактирным атрибутам общественного питания. Обильные, без всяких кулинарных изысков, блюда с алкогольными излишествами, долгие чаепития у самоваров, громкие беседы — таким был сложившийся образ приема пищи у среднего сословия. Высокое начальство, богатые хлеботорговцы и крупные промышленники посещали лишь дорогие рестораны, где чрезмерно высокие цены служили своеобразной клубной картой «только для своих».
Меню французского бистро, где к чашечке кофе полагался крошечный croissan, вызывало у бригадиров с верфей, в лучшем случае, недоумение, а у высокого морского начальства — покровительственную насмешку. Кафе еле сводило концы с концами в «суровом» краю и должно было по всем законам экономики исчезнуть с ресторанной карты города. Полину Божоле спасли соотечественники. Французские моряки случайно наткнулись в Николаеве на ее заведение и прочно обосновались в привычной для них обстановке. Хозяйка вздохнула с облегчением. Она достроила к дому двухэтажный гостиничный флигель и наняла симпатичных официанток. Тихая улочка преобразилась. Итальянские и французские песни теперь все чаще будили по ночам тихий еврейский квартал и будоражили воображение юных гимназисток.
Заядлые театралы, журналисты и актеры быстро полюбили заведение на Никольской. Однако обстановка богемного клуба долго не складывалась. Слушать наивные романсы и протяжные завывания местных поэтов не входило в планы моряков, которые хотели быстро тратить деньги на вино и девочек. Поэтому когда матросы оккупировали кафе, оно сразу превращалось в рядовой европейский бордель. А когда иностранцы вместе с кораблем покидали город, заведение вновь становилось обителью провинциального искусства.
Такое переменчивое состояние сопровождало заведение четыре года подряд. К этому привыкли и поэты, и моряки. Иногда они менялись ролями. Поэты сломя голову «пускались в пучину порока» и набирались вдохновения в душных номерах, а моряки с проститутками на коленях слушали провинциальные романсы. Однако идиллия столь гармоничного сосуществования культуры и разврата не могла продлиться долго. В 1889 году Правительствующий Сенат своим постановлением узаконил проституцию в Российской империи. Длительное соревнование между богемным клубом и борделем на Никольской закончилось в пользу последнего.
В середине 90-х годов века заведение Полины Божоле стало элитным публичным домом. Моряков сменила богатая отечественная клиентура. Высокие чины из потомственных дворян и банкиры, богатые хлеботорговцы и удачливые аферисты стали завсегдатаями французской кафешки, которая располагалась в двух кварталах от синагоги. Ортодоксальные хасиды морщились, но терпели узаконенный правительством блуд. Эта терпимость ни к чему хорошему не привела. Бордели раковой опухолью обложили еврейский район. Территорию по Черниговской от Никольской до Таврической (сегодня улица Шевченко) — николаевскому раввину еще как-то удавалось отстоять в Городской Думе. Но дальше, в сторону улиц Херсонской (проспект Ленина) и Севастопольской, вновь начинался квартал красных фонарей.
С приходом большевиков в Николаев элитные заведения и бордели попроще долгое время находились в «подвешенном» правовом состоянии. Новая власть напрямую не запрещала проституцию, но идти в коммунизм с таким тяжелым наследием ей было не с руки. Пока в Москве думали, что делать с публичными домами, жизнь в «гнездах разврата» еще теплилась. Но в 20-х годах все решилось. В столице наконец-то определились, как двигаться в светлое будущее с проститутками. Вождь мирового пролетариата имел свое мнение об отношении полов при социализме. Две его подружки, Инесса Арманд и Александра Коллонтай, выпустили в 1922 году небольшую брошюру — наставление для рабочих и крестьян о том, как должно протекать воспроизводство населения в условиях нового общественного строя. Рабочий, по мнению двух продвинутых барышень, не должен отвлекаться от работы на романтические отношения с женщиной, он должен удовлетворять свою интимную потребность «с разбегу», не прибегая к долгим буржуазным ухаживаниям. Выпил «из чистого стакана воды» — и вперед, дальше строить социализм.
Частное мнение известных революционерок по поводу реформирования института семьи так и осталось частным в высоких политических кругах. Но провинциальные чиновники по принципу: «В Москве стригут ногти — в Киеве режут пальцы» — восприняли брошюру как руководство к действию. Все николаевские бордели были приняты на баланс местного Совета, а доходы включены в городской бюджет. Салон престарелой Полины Божоле перестал быть элитным. Молоденькие девочки, привыкшие к шампанскому и куртуазному обхождению, разъехались в поисках лучшей доли. На их место пришли селянки из глухих уездов Херсонской губернии. Вместо дородного швейцара с юбилейной медалью на ливрее посетителей встречал кассир в черных нарукавниках, который «обилечивал» клиентов. Пролетарии, биндюжники и бывшие гимназисты по инерции забредали на короткое время в кафе Полины Божоле, однако былой приветливости здесь уже не находили. Казенная атмосфера госучреждения слабо располагала к «задушевному интиму». Заведение агонизировало. Время от времени, воровато оглядываясь по сторонам, сюда ныряли мелкие совслужащие с целью «проинспектировать» част ное предприятие и стыдливо уходили через черный ход.
В 1924 году Полина Божоле умерла. Тихой, созерцательной старости не получилось. Бардак, который развели большевики на месте элитного борделя, забрал последние жизненные силы престарелой «мадам». Прямых родственников у француженки не было. Все движимое и недвижимое имущество окончательно перешло во владение коммунальных служб города. За последние восемьдесят лет здание на перекрестке улиц Розы Люксембург и Карла Либкнехта много раз меняло своих владельцев. В конце 20-х годов в доме расположился комсомольский интерклуб. В нем иностранным морякам оказывались все те же «услуги». Только теперь не за деньги, а из чувства интернациональной солидарности. Затем сюда переехали чиновники заготконторы местной промышленности, потом была общеобразовательная школа. После войны дом превратился в коммуналку и был заселен служилым и рабочим людом.
Сегодня двухэтажный старинный особняк Полины Божоле ютится среди отремонтированных офисов и доживает последние дни. Пройдет еще немного времени — его отреставрируют или снесут. Николаев утратит еще одну частичку своего прошлого.
Историческая справка
В Николаеве число проституток было величиной нестабильной. В 1870 году под врачебно-полицейским надзором находилось 77 обитательниц домов терпимости и 94 женщины, занимающиеся проституцией вне публичных домов. В 1871 году их количество возросло до 94 и 163 соответственно. В 1873-м таковых насчитывалось 94 и 165, в 1874 году — 105 и 95. К 1882 году эти цифры выросли до 134 и 140, а в следующем почему-то уменьшились в два раза. Число официально разрешенных домов терпимости также постоянно варьировалось. Достоверно известно о существовании нескольких официально зарегистрированных публичных домов. Среди них заведение мадам Иты Куликовой, располагавшееся по улице Садовой, 46 (угол улицы Кузнечной), дома терпимости Марии Вайнблюм по Садовой, 34 (угол Пограничной), Натальи Щербаковой по Рыбной, 50 (угол 1-й Слободской), Минды Квартирмейстер по Малой Морской, 30 . Известны примеры, когда «на мадам» работало несколько публичных домов. К примеру, Хана Берман открыла два дома терпимости по улице Рыбной, 64 и 66, а также один по Малой Морской, 24, а Ефросиния Федорова руководила тремя заведениями, располагавшимися в районе 2-й Слободской и Пограничной.
Открыть дом терпимости можно было только с разрешения полицейского управления. Для выдачи «лицензии на любовь» чинами полиции собирались справки о просительнице: ее образе жизни, поведении, о месте, где желают открыть дом, о степени населенности прилегающего квартала. Дома терпимости должны были располагаться от церквей, училищ, школ и подобных заведений не ближе чем за 150 саженей (300 метров). При подаче прошения на открытие дома содержательница обязана была представить письменное согласие домовладельцев на открытие в их домах борделей. Местному приставу с врачом поручалось произвести осмотр помещения.
В 1844 году были изданы Правила для содержательниц борделей, регламентировавшие вплоть до мельчайших деталей порядок организации и правила работы, поведение обитательниц в общественных местах и т.п. Правила неоднократно переиздавались и дополнялись. Вот лишь некоторые из них: дом должен иметь общий зал, столовую, комнату для хозяйки или экономки и по комнате для каждой проститутки; если в комнате не было окна, то перегородка не должна была достигать потолка; в помещении необходимо иметь четыре вентилятора, а также два выхода, полы должны быть окрашены, а стены оклеены обоями.
Контингент проституток по стоянно обновлялся, ибо на смену одним, исчезнувшим либо оставившим свое занятие, тут же приходили другие. Сначала ряды пополняли безработные, домашняя прислуга, чернорабочие, дочери военнослужащих, мещанки. Порою среди «жриц любви» оказывались бывшие дворянки — в фонде Канцелярии Николаевского и Севастопольского военного губернатора хранится дело «Об исключении дворянки, девицы Татьяны Сочевановой из публичного заведения Долженковой».
К концу века резко возросло среди проституток число крестьянских девушек. Бывшие жительницы сельской местности, втянутые в городскую жизнь, часто не могли найти работу и не имели жилья, что понуждало их к проституции. Имело место и привлечение наивных селянок к проституции обманным путем. Пример тому — дело «Расследование причины пребывания в публичном доме Суры Кауфман г. Николаева крестьянки Матрены Кушныревой».
Кроме официальных, были и неофициальные публичные дома, и тайная проституция. Неоднократно документировалось взимание штрафов в размере 25 рублей за пособничество проституции с арендатора гостиницы «Женева» (ул. Никольская, 33) мещанина Исера Гуревича; владельца меблированных комнат под вывеской «Надежда» (ул. Херсонская, 26) запасного рядового Кондратия Слесаренко; владельца меблированных комнат под вывеской «Варшава» (ул. Соборная, 51) мещанина Якова Голдина; а также арендаторши «Европейской гостиницы» (ул. Глазенаповская, 31) крестьянки Ефимии Клименко. По той же причине штраф в размере 10 рублей был применен к владельцам трактиров Кузьме Федорову (ул. Херсонская, 50) и Григорию Антипову (ул. Сенная, 29). В 1897 году государственные органы Российской империи, чрезвычайно обеспокоенные распространением в стране сифилиса, получили высочайшее разрешение приступить к выработке общих основ надзора за проституцией в городах. В Николаеве эта проблема активно обсуждалась задолго до вышеупомянутой даты. Известно, что на протяжении 1831—1834 годов городские органы вели оживленные переговоры об учреждении в Николаеве больницы для женщин, страдающих венерическими болезнями. А в 1869 году был учрежден в городе Комитет для надзора за сифилитической болезнью. Состоял он из врачей и акушерок городовых и морских, полицмейстера, депутатов от полиции и морского ведомства и офицера корпуса жандармов.
Почти сразу после создания Комитета был создан Проект общих правил для врачебно-полицейского надзора в г. Николаеве. Уже тогда знали рецепт борьбы с этим негативным социальным явлением: «Для нанесения действительного удара тайной проституции необходимо открыть побольше публичных домов, доступных для простого народа, и поставить их в такие условия, чтобы они могли внушать к себе доверие и тем привлечь к себе публику».
(из книги "Николаев-220 лет")
Горький в Николаеве | Адмирал Николай Мордвинов | Николай Леонтович — основатель Николаевского зоопарка | Александр Яната — заключённый биолог | Михаил Фалеев — первый гражданин Николаева | Врач Э. В. Дримпельман. Николаев в 1788 году | Ю. Крючков. Старый Николаев глазами очевидцев | Инженер М. М. Боресков — изобретатель морских мин | Макаровы — судьба семьи прославленного адмирала | Фрау "Чёрная смерть" | Бордель по-николаевски | Владимир Высоцкий в Николаеве | Черноморский судостроительный завод | Завод им. 61 коммунара | Музей памяти героев-ольшанцев