Владимир Высоцкий в Николаеве. Он пел в "Родниках"...
Сейчас уже немногие помнят, что ранней осенью шестьдесят девятого года на Советской улице появились рекламные щиты, сообщавшие о том, что в течение нескольких дней во Дворце культуры судостроителей будет выступать популярный актер кино и театра, исполнитель собственных песен Владимир Семенович Высоцкий.
Новость эта мигом облетела город. Билеты расхватали моментально. И вот третьего или четвертого сентября (точную дату сейчас установить трудно) работник управления культуры - назовем его в этом повествовании И. - стоял возле гостиницы, нервно поглядывая в ту сторону, откуда должна была появиться машина, посланная за Высоцким в Одессу. Дело в том, что Одесская киностудия снимала тогда «Опасные гастроли», позже дружно разруганные прессой, и одну из главных ролей в картине получил Высоцкий. В ходе съемок случилась какая-то заминка - то ли оператор заболел, то ли натура подвела - у Высоцкого вдруг появилось «окно», он вспомнил, как уламывала его Николаевская филармония (по сути, рекламные щиты выставили еще до окончательного согласия актера), и позвонил в Николаев: дескать, присылайте машину. Вот ее-то, эту машину, и ожидал упомянутый выше И. Настроение у него препоганое, а почему - скажем позже.
Наконец, вдали показался голубой «Жигуль». И. встрепенулся, заставил себя через силу улыбаться и, подскочив к резко затормозившей машине, сам открыл дверцу. Из машины резво выскочил Высоцкий, за ним, придерживая широкую юбку, выбралась из салона молодая женщина, фигуристая, яркогубая, с обесцвеченными химией волосами. «Марина Влади?». - испуганно подумал И., и улыбка моментально исчезла с его лица. Дело в том, что все уже были наслышаны о прошлогоднем экзотическом браке знаменитого российского барда и популярной французской актрисы. Николаев, однако, был закрытым городом, и несанкционированный приезд иностранки мог обернуться крупными неприятностями для нашего работника культуры.Правда, Высоцкий тут же успокоил его. Он представил ему спутницу и назвал ее Наталией.
- Монтажница из студии. Захотела побывать в Николаеве. - И совершенно серьезно добавил:
- Большая моя поклонница... Наташа, - обернулся он, уже слегка гаерствуя к женщине, - подтверди, пожалуйста, что ты большая моя поклонница. Та сразу приняла условия игры и закивала головой:
- Да, да, Владимир Семенович - мой кумир. Он не преувеличивает.
- Нам надо обговорить кое-какие вопросы, - сказал И. - Может быть, поднимемся в номер?
Он тут же почувствовал неловкость. Номер заказывали для актера. Как быть теперь с этой Наталией? Конечно, И. был современным человеком, знал, что в актерской среде нравы далеко не пуританские, но тем не менее... Надо весьма тактично справиться у него, где он намеревается поселить свою спутницу.
А тот вдруг улыбнулся улыбкой сатира и сказал, как будто читал в мыслях:
- Вы совершенно правы, дорогой (он назвал И. по имени-отчеству): Наталии надо снять отдельный номер.
- Наташа, - опять обратился он к ней, - подтверди товарищу, что отношения наши вполне платонические.
- Вполне, вполне...
Она помолчала и добавила:
- К сожалению...
Тут как раз подошел шофер с зачехленной гитарой и передал ее Высоцкому. Вид при этом у него был стойко-растерянный. Было бы неправдой утверждать, что шофер (будем в дальнейшем называть его Л.) не возил в своей машине знаменитых людей. Он был знаком с Вячеславом Тихоновым (правда, до «Семнадцати мгновений») и с Эдитой Пьехой, с Людмилой Зыкиной и с Майей Кристалинской, и со многими другими, кого ему доводилось доставлять и на парфюмерный комбинат «Алые паруса», и на очаковский пляж, и в аэропорт. Но разве могла их слава сравниться со славой Высоцкого? На магнитофон «Комета» у Л. были записаны почти все песни легендарного певца. Когда к нему приходили друзья раздавить пузырек и посудачить о житье бытье да о своем начальстве, Л., выбрав удобный момент, включал «Комету», и всю квартиру заполнял такой близкий и понятный, как бы слегка тронутый ржавчинкой баритон. Он знал наизусть и «Нинку», и «Сережку Фомина», и «Друг познакомил с Веркой но пьяни», и «Штрафные батальоны», и все песни про горы из кинофильма «Вертикаль». Высоцкий был для него не человеком, а магнитофоном, бобиной, голосо.м, изображением на экране, всякими байками, которые доходили и до нашего южного города.
И когда вез Высоцкого в Николаев, он никак не мог поверить, что это наяву, что рядом с ним тот, чьи песни бормочет про себя вся страна, кто вытеснил с магнитофонных лент всех соперников. И если он скажет кому-то, что вез Высоцкого, — кто поверит? Да никто!
Всю дорогу его пассажир был в хорошем настроении, рассказывал про московский театр на Таганке, как однажды со своим дружком Золотухиным в легком подпитии вышли в каком-то спектакле на сцену и говорили совсем не то, что надо по ходу действия. Наталия смеялась, у нее был такой шерпшвый «слободской» смех, и Л. подумал: «Своя в доску». Наверное, этим она и нравилась Высоцкому — простодушным смехом. И еще он читал ей новые стихи, где были такие слова:
Пусть черемухи сохнут бельем на ветру,
Пусть дождем опадают сирени.
Все равно я отсюда тебя заберу
Во дворец, где играют свирели.
Л. отметил про себя место, где про черемуху, и еще подумал, что, наверное, если к этим словам подобрать музыку, — классная песня получится!
Между тем, на крыльцо высыпала чуть ли не вся гостиничная обслуга: всем хотелось хоть глазком глянуть на Высоцкого. И. понял, что пора действовать решительно, и, прежде чем обговаривать творческие вопросы, побежал к дежурному администратору выбивать еще один номер. Он быстро вернулся, провел всех на второй этаж, как он выразился, «к Владимиру Семеновичу», попросил присесть и начал голосом, вибрировавшим от волнения;
— Прежде всего, прошу не расстраиваться по поводу того, что я сейчас сообщу...
Что же такое он сообщил? Согласно рекламе концерты должны были начаться завтра, но уже сегодня намечалось согласованное с актером выступление перед комсомольским активом. Так сказать, сверх плана. Увы, это ныступление не состоится. Сцена Дворца судостроителей будет занята прощальным спектаклем ставропольского театра. В общем, там и спектакль, и ритуальная церемония после успешных гастролей. Все это стало известно только утром, изменить что-либо не в наших силах, ибо все это утверждено на высшем уровне...
В этом месте И. поднял глаза к потолку и стало ясно, на каком уровне все это решалось.
Чувствовалось, какого душевного напряжения стоило И. все, что он сказал гостю. Он запинался, искал убедительные формулировки, разглаживал ладонью складки скатерти... И как только изложил самое главное, т.е. более или менее внятно объяснил, почему концерт сегодняшний не состоится, голос его повеселел, сам он приободрился, и благодушие гостеприимного хозяина снова разлилось по его лицу.
— Ну, а теперь нечто более приятное... Тут мы посоветовались, — голос его явно пародировал чиновничью лексику, — и пришли к выводу, что надо вам отдохнуть, Владимир Семенович... Есть тут у нас загородный ресторанчик. «Родники» называется. Вдали от шума городского. Там уже действуют наит люди. Посидим, за жизнь поболтаем. Пиво и раков я вам гарантирую!
— Так с этого и надо было начинать, дорогой вы мой! Об этом самом мы и мечтали с Наташей по дороге сюда. Наташа, милая, подтверди!
— Ну, о раках, откровенно говоря, мы и не мечтали... Все рассмеялись, разом встали из-за стола. И покатили за город — в «Родники».
Уже вечерело, ранняя осенняя прохлада умиротворяла. Высоцкий вспомнил, что нынешний режиссер театра на Таганке Борис Глаголиц свой дипломный спектакль «Слуга двух господ» защищал в Николаеве. И. этот спектакль видел, и завязалась беседа на театральные темы к неудовольствию водителя, который, конечно, хотел услышать, как это Высоцкому удается писать такие прекрасные песни. А тот говорил-говорил, а потом вдруг молвил как бы для одной Наталии;
- Я кажется, придумал концовку... К тем стихам...И негромко прочел:
В какой день недели, в котором часу
Ты выйдешь ко мне осторожно,
Когда я тебя на руках унесу
Туда, где найти невозможно?
- Нравится? Не нравится?
- Ну, какой из меня критик, Владимир Семенович? Мне все ваше нравится, так что не спрашивайте больше.
- А, может, это и не концовка, - уже как бы сам себе сказал он и замолчал до конца пути.
И Л. понял, что пассажир его все время сочинял, - беседуя, смеясь, отшучиваясь, заполняя листок в гостинице, - все время он тасовал в голове строчки, отбрасывая негодные и оставляя только нужные. Л. свернул с дороги направо и через несколько минут остановился у ресторана «Родники», стоящего на обрыве над самой речкой. Полюбоваться пейзажем не дали молодые, разворотливые, немногословные люди. Они подбежали к машине, деловито пошептались с И., тот одобрительно кивнул головой и попросил гостя и спутницу пройти в зал, а точнее - в зальчик. Помещение было скромное, небольшое, но - весьма уютное! Оркестрик уже наяривал что-то из репертуара Ободзинского, на двух столиках, поставленных впритык, заманчиво расположились всяческие закуски - салатики, колбаска, буженинка, и водочка там была, и минералка, и пиво, и как раз, когда все рассаживались, из кухни вынесли и водрузили на стол огромное блюдо с оранжевыми огромными раками, так что Наталия даже зарукоплескала, а Высоцкий учительским тоном посоветовал ей не делать из еды культа...
Кто тогда был в «Родниках»? Не так уж много там было народа. Человек пять-шесть собрала серебряная свадьба. Ели - пили нешумно, вспоминали молодые послевоенные годы, чинно танцевали, заказывали танго и вальсы. Оказались здесь еще две-три пары, захотевшие, видимо, «погудеть» подальше от сторонних взглядов (кстати, в «Родники» частенько и заносило таких - жаждущих негромкого застолья). Ну и наша компания состояла из самого И., Высоцкого, его знакомой и нескольких коллег И., кто успел оперативно все организовать - вплоть до раков. Что умел Высоцкий - это объединять самых разных людей, вселять в них какое-то победительное чувство, что не все пропало что нас гнут и пинают, а мы выпрямляемся и посылаем тех, кто нас гнет, куда подальше. Посылаем тихо, вежливо, но им, паскудам, кто рвет наши серебряные струны, очень неприятно, и они не скрывают этого. Что ж мы, ребята, так редко бываем вместе, что ж мы в рот воды набрали? Или не мужуки мы? (Он так и произнес «мужуки»).
Эпизод в «Родниках» мог бы занять куда меньше места в этом повествовании, если бы не служила тут официантка Е. (назовем ее так для краткости). Обстоятельства ее жизни сложились таким образом, что она сильно разочаровалась во всем. Ей обрыдли и работа, и подпившие завсегдатаи, и перебранки с ними. Но особенно изверилась она в любви, в тех самых мужиках, которых и мужиками-то не назовешь, так, изолгались они и измельчали. И каждого, кто намекал на свидание или откровенно приставал, надеясь на взаимное чувство, она обжигала таким ненавидящим взглядом, что второй попытки уже не было. Но сердцу не прикажешь, и сердце, пусть даже изверившейся женщины, все равно алчет любви. И Е. давно уже убедила себя, что на всем земном шаре она могла бы ответить взаимностью только одному человеку - Владимиру Высоцкому. В отличие от Л. она не собирала записи, редко ходила в кино даже на те картины, где играл ее кумир, ей было достаточно того, что в нем сошлись для нее мужское начало, мужская сила и мужское обаяние. И в своем таком необычном пристрастии она ни разу не изменила ему, а сегодня видит его живого, меняет ему тарелки, слышит его спасибо. Ее любимый сидит в двух шагах, и при желании она может как бы случайно дотронуться до его курточки...
От большого восторга и удивления Е. забилась в угол кухни и - заплакала. И никто не понимал, почему она плачет, никто ни о чем не спрашивал ее, потому что странный характер Е. был хорошо знаком сослуживцам.
Высоцкий в тот вечер был в ударе. Кто-то из оркестрантов подошел к столу и пригласил его к микрофону. Он не заставил себя упрашивать, не ломался, не отнекивался, вышел на маленькую эстрадку и сказал, что снимается сейчас в картине «Опасные гастроли», написал для нее несколько песен, и романс, который сейчас исполнит, он посвящает серебряным юбилярам. Он повернулся в сторону свадьбы, приложил ладонь к груди и признательно склонил голову. Он как бы поощрял верную и долгую любовь, и это получилось у него очень красиво.
Я жгу остатки праздничных одежд,
Я струны рву, освобождаясь от, дурмана.
Мне не служить рабом у призрачных надежд,
Не поклоняться больше идолам обмана.
Он пел самые разные песни. Удалось с достоверностью установить, что в «Родниках» звучали и «Тот, кто раньше с нею был», и «Где твои 17 лет?», и та же «Нинка», и «Мой друг уехал в Магадан», и «Про дикого вепря», и «Парус». Спел он и про русалку, которая «честь недолго берегла и однажды, как смогла, родила...».
И уже напоследок припомнил из своего раннего, и так это у него грустно и горько спелось:
Если б водка была на одного -
Как чудесно бы было!
Но всегда покурить - на двоих.
Но всегда распивать - на троих.
Что же на одного?
На одного - колыбель и могила.
Е. дослушала эту песню до конца и снова побежала на кухню - плакать дальше. Расстроился и Л., и голова у него чуточку закружилась, хотя он ни грамма не выпил, потому что был за рулем. Молчала Наталия, ковыряясь вилкой в салате. Молчал И., неожиданно поняв то, что позже поймут и другие: такого вечера больше не будет никогда.
...Утром с шампанским он пришел в номер к Высоцкому. Тот стоял у зеркала в трусах и водил электробритвой по щеке. И что-то бормотал. И подмигнул озорно, когда И. ловко откупорил бутылку и разлил вино по стаканам.
- Я пришел повиниться перед вами, Владимир Семенович, - сказал он и отхлебнул глоток из стакана. - Я вчера обманул вас: дело не в прощальном спектакле, и ставропольцы тут ни при чем... Вчера в управление культуры пришла телеграмма...
Ои выташил из портфеля листок с большими красными буквами сверху: «Правительственная».
- Я уже не мог вернуть машину, поймите меня правильно... Мы сделаем все, чтобы вы не понесли убытка, но простите нас великодушно...
Высоцкий, не беря в руки телеграмму и продолжая бриться, выхватил из нее несколько слов: «...запланированные авторские вечера Высоцкого отменить. Министр культуры...»
Он был неплохой человек, этот И., и Высоцкий стал успокаивать его, что, дескать, не стоит брать в голову, что всякое бывает в нашем вольнолюбивом отечестве, отложил бритву, отпил шампанского и вдруг в полный голос расхохотался:
- Но как дозналась? Ах, Катька... Ну и Катька!
Уже потом И. понял, что Катька - это Екатерина Алексеевна Фурцева.
В комнате появилась Наталия - свежая, бодрая, утренняя, и Высоцкий, отсмеявшись, сказал, благодарственно глядя на И.: - А вечер в «Родниках» удался... Подтверди, Наташа. Наташа подтвердила. И Высоцкий прочел новую строфу, сочиненную ночью, которой и суждено было стать концовкой нового стихотворения:
Украду, если кража тебе по душе,
- Зря ли я столько лет разбазарил?
Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
Если терем с дворцом кто-то занял!
(В книгах, вышедших после смерти поэта, над этими стихами стоит посвящение - Марине).
Факты для этого повествования я почерпнул из разговоров с И. (его давно уже нет в живых), с водителем Л. (несколько лет как вышел на пенсию), с официанткой Е. (работает сейчас в другом месте). Кое-что (самую малость) пришлось присочинить, потому что память даже у очевидцев - инструмент ненадежный. Давно это было.
Эмиль Январев
Горький в Николаеве | Адмирал Николай Мордвинов | Николай Леонтович — основатель Николаевского зоопарка | Александр Яната — заключённый биолог | Михаил Фалеев — первый гражданин Николаева | Врач Э. В. Дримпельман. Николаев в 1788 году | Ю. Крючков. Старый Николаев глазами очевидцев | Инженер М. М. Боресков — изобретатель морских мин | Макаровы — судьба семьи прославленного адмирала | Фрау "Чёрная смерть" | Бордель по-николаевски | Владимир Высоцкий в Николаеве | Черноморский судостроительный завод | Завод им. 61 коммунара | Музей памяти героев-ольшанцев